Запад восток это. восток и запад: вечная борьба

[7]

Почти во всех концепциях диалога культур особо подчеркивается, что в современных условиях, пожалуй, единственным способом выживания (бытия) культуры есть вхождение (по-своему) в становящийся мир, в пространство современных отношений диалога. Вместе с тем, рассмотрение взаимоотношений цивилизаций Запада и Востока как главной проблемы современности ничуть не уменьшает роль других культур, в частности, Севера и Юга, в нынешних глобальных процессах.

Более того, в современной политологии, наряду с другими, рассматриваются возможные сценарии развития мировых взаимоотношений в рамках перехода главной цивилизационной оси современности с оси Запад—Восток на ось Север—Юг.

Между тем следует отметить, что в современных условиях отношения Север—Юг носят преимущественно экономический характер, и во многом в рамках экономической теории сформировалась общепризнанная традиция поляризации мира между «богатым Севером» и «бедным Югом» 1.

Одновременно экономическая глобализация (как начальный этап процесса становления единого мира) предполагает большую взаимосвязь, нежели разобщенность, стран и континентов, их интегрированность в единое экономическое пространство.[8]

Между тем факторы, разъединяющие людей и чреватые особой конфликтностью, принадлежат сфере культуры и, как показало время, наиболее острые и, возможно, «долгосрочные» столкновения культур протекают именно по цивилизационной линии Запад—Восток.

Очевидно что и современные войны не являются таковыми в классическом понимании — как борьба за территорию или ради экономической выгоды.

С большей долей уверенности можно сказать, что причины глобальных войн «эволюционировали» от начальных экономических и геополитических интересов в более сложную и «тонкую» область культуры.

В частности, основное напряжение современной культуры связано с разнородными процессами глобализации, наиболее болезненно протекающими для традиционных культур, для обществ, в которых образ жизни и мышления людей продолжает оставаться обусловленным исторической традицией.

По всей вероятности, именно значение традиции 2 в этнопсихологии восточных народов не учитывается Западом, выступающим, на сей раз, не только от лица современности, но и от лица Истории вообще.

Привычная для Запада роль «мирового судьи» в современных условиях выразилась в обвинении восточных стран в традиционализме, по сути — в неравенстве в развитии. Более того, сам прогресс объявляется привилегией Запада 3.

Не случайно, что в рамках вестернизации история человечества рассматривается уже не в классической триаде «прошлое—настоящее—будущее», а заменяется дихотомией «архаика—современность». «Сегодня человечество столкнулось с более разительной и шокирующей формой социального неравенства, чем все до сих пор известные: неравенством перед лицом Истории» 4.[9]

По сути, процессы глобализации «не воспринимаются однозначно» уже хотя бы потому, что не учитывают собственный темп и особенности исторического развития современных культур. Между тем общепринято, что «каждая из культур (цивилизаций) как Востока, так и Запада имеет свой особый генотип и внутреннюю логику развития» 5.

Таким образом, во многом именно в современных процессах глобализации, в тенденциях нивелирования культурного многообразия, выявляется сопутствующий мировой истории феномен неравномерного развития культур.

Подобная закономерность в развитии культуры присуща странам и цивилизациям во все времена, и причины ее условно можно разделить на природные (географический детерминизм), и собственно культурные (создание письменности, принятие религии, приобретение или потеря государственности и т. п.).

Феномен неравномерного развития, таким образом, при прочих условиях выступающий основой взаимодополнения и обогащения культур, в условиях глобализации является одной из основных причин конфликтности в современном мире.

Более того, в контексте мировой культуры феномен неравномерного развития выступает в форме дисгармонии между «инструментальной и гуманитарной культурой» 6, как кризис духовно-нравственных регулятивных механизмов в попытках гуманизации мирового процесса.

Впрочем, в современных процессах глобализации феномен неравномерного развития выступает, как правило, в виде противоестественной абсолютизации только одной из сторон общественной жизни, порождая тем самым столь же неестественную абсолютизацию своей противоположности.

Учитывая неустранимый факт неравномерного развития современных культур Запада и Востока, следует заметить, что и процессы глобализации (как закономерный этап развития [10] мировой цивилизации) распространяются неравномерно, затрагивая ту или иную культуру в большей или же в меньшей степени. Определенно можно сказать, что современные конфликты во многом обусловлены неравномерным развитием глобализации, затрагивающим, в основном, мировоззренческие «пласты» духовной культуры.

Несмотря на весь драматизм порожденных глобализацией культурных «коллизий», современные тенденции становления единого мира являются исторической необходимостью и носят объективный характер.

В свою очередь, неравномерное развитие культур и цивилизаций, при прочих условиях выступающее как фактор взаимообогащения и взаимодополнения, в современных условиях глобализации является одной из основных причин конфликтности.

В современном мире наибольшим трансформациям подвержен исторически сложившийся образ жизни и мышления, кризисом которого во многом порождена остро стоящая в нынешних условиях проблема идентичности. Именно в условиях кризиса идентичности методологическое значение приобретают традиции и вера, национальный язык и культура.

Носительницей национальной идентичности традиционно является духовная культура, особенно же те ее компоненты, которые наиболее тесно соотносятся с мировоззренческими ориентирами данного народа (нации).

Следовательно, преимущественно мировоззренческий характер имеет и современное столкновение цивилизаций Запада и Востока — как борьба за сознание человека, за обладание «умами масс».

В рамках концепции диалога культур мировоззренческий характер современного столкновения культур рассматривается и как следствие глобалистских притязаний западной и восточной цивилизаций, и во многом как диалог рациональной и иррациональной моделей мироустройства.

Несмотря на то, что в современном диалоге культур определенную роль продолжают играть иррациональные феномены, оптимистические прогнозы иных исследователей на выявление в диалоге религий общих принципов и, тем более, нравственных кодексов не оправданы.

Современный диалог культур не сводится к диалогу [11] религий, более того, наиболее продуктивным является рациональный диалог, проводимый на общечеловеческом рационально-логическом языке, а не на языке всегда локальной веры.

Уже реалии последнего времени явственно показывают, каким не-диалогичным может оказаться религиозный человек, тем более — с оружием в руках.

Очевидно, что сколь невозможно общечеловеческое на религиозной основе, столь же и обречены попытки «человека с оружием» к приватизации современности.

Возможно, что в сегодняшних условиях реального роста культурного многообразия глобализация, как объективная закономерность развития современного мира, послужит дальнейшему «взаимоуподоблению цивилизаций по мировоззренческим и поведенческим основаниям» 7, создав тем самым единое поле для рационального диалога культур.

Развернувшееся же вокруг противостояния Запад—Восток современное мифотворчество в общественном сознании формирует особый комплекс исламофобии, типичного для наших дней проявления так называемой культурной ксенофобии.

Предстающее в массовом сознании как борьба «всемирного блага» и «всемирного зла», современное противостояние Запад—Восток приобретает черты мифической «битвы на смерть», образ которой воплощается в жизнь камикадзе — смертниками, действующими, по их убеждению, «от имени Бога и во имя Бога». Думается, что преодоление боязни чужой культуры должно осуществиться через диалог культур, через признание и осмысление Другого. Именно со-бытийность в каждой «точке» пространства и времени культур Востока и Запада, и вообще — множества культур, является условием становления единого мира на поликультурной основе.

Между тем культурные предпосылки нынешнего мифотворчества, претендующего на мифологизацию сознания современного человека, обусловлены особенностями развития определенной культуры, имеют строго локальный характер, и в своем этом [12] качестве лишены атрибута всеобщности. Мифотворчество, и религиозное, и мирское, всегда имеет локальный характер, и потенциально — возможность противопоставления человеческого человеческому. Невозможно общечеловеческое на основе мифотворчества.

Если культурно-религиозные механизмы и выполняли в прежней истории важнейшую организующую (антиэнтропийную) роль 8, то в современных условиях они неизменно выступают как разъединяющие силы, как факторы, препятствующие единению человечества.

Несмотря на то, что современные процессы культурных взаимодействий во многом протекают в русле иррационального, тем не менее, современный диалог культур не сводится к диалогу религий, и тем более неоправданы надежды на выявление общих для разных конфессий принципов нравственности и кодексов поведения. Современное национально-этническое и религиозное возрождение на основе концепции «возврата к истокам» свидетельствуют о доминирующей роли приобретений (и во многом еще — пережитков) прошлого как методологических принципов для ориентации в настоящем и построении модели будущего мира.

Между тем, в современных условиях более чем очевидна необходимость диалога культур преимущественно в русле рационального, предполагающего, по крайней мере, отказ от предрасположенности конструировать будущее опираясь на пережитки прошлого. Тем более, что одна из острейших проблем современности — проблема нравственности, должна решаться не в русле иррационального (например, религии), а в контексте детерминированной единством человечества единой человеческой культуры.

  • [1] Лебедева М.М. Мировая политика. М.: Аспект Пресс, 2003. С.206.
  • [2] См., например,: Маркарян Э.С. Узловые проблемы теории культурной традиции // Советская этнография. 1981, №2.
  • [3] См., например,: Wattenberg B.J. The first universal nation. US-Press, 1991. P.204.
  • [4] Философия истории / Под ред. А.С. Панарина. М.: Гардарики, 2001. С.19.
  • [5] Кессиди Ф.Х. Глобализация и культурная идентичность // Вопросы философии. 2003, №1. С.77.
  • [6] См., например,: Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. М.: Има-Пресс, 2001.
  • [7] Назаретян А.П. «Столкновение цивилизаций» и «Конец истории» // Общественные науки и современность. 1994, №6. С.142.
  • [8] Там же. С.144.

"Запад есть Запад, Восток есть Восток — и вместе им не сойтись". Рациональность в западной и восточной культурах. (a.zaikin1985)

Рациональность имеет особенности своей интерпретации и воплощения в различных типах культур. Стоит различать смысл и значение рациональности в западном и восточном ее типах. Такая трактовка обусловлена как социально-историческими условиями бытия этих социумов, так и особенностями их культурных традиций.

Читайте также:  Стороны горизонта в полдень. Можно ли определить стороны горизонта по солнцу?

________________________________________________________________________________________________________

Восточная культура, в отличие от западной, существует в единстве науки, религии и философии.

Западная культура с ее всеобщим разделением как внешних по отношению к человеку сфер общественной жизни, так и разделением самой личности человека, ее внутренних составляющих, по большому счету оказалась обособлена от общего культурного процесса, поделена на автономные, в некоторой степени закосневшие атомизированные единицы.

Как отмечает Л.Л. Штуден, «цивилизованный социум все более превращается в общество самодостаточных, живущих для самих себя индивидов» [8, с. 20]. Сама идея атомизации личности, ее внутренней автономии по отношению к обществу глубоко чужда восточной культуре. И в этом восточная культура близка религиозно-философскому мировоззрению первых веков нашей эры.

Некоторые исследователи ошибочно предполагают, что восточное общество находится на несколько ступеней ниже западного, как в плане научно-технического развития, так и в плане общественного устройства, и причисляют восточную культуру к традиционным обществам. Если понимать эту проблему как дихотомию «традиционное-техногенное», то мы, естественно, вынуждены записать восточное общество и его культуру к первому типу.

Но если посмотреть чуть шире, мы обнаружим, что так называемые страны Востока отнюдь не отстали в своем научно-техническом развитии. Напротив, некоторые из них занимают первые места в числе экономически развитых стран.

Среди них Индия, которая показывает наиболее благоприятные темпы экономического роста, Китай, Япония, ставшие не просто региональными центрами экономик, но входящие в двадцатку лучших экономик мира.

Саудовская Аравия и Иран активно занимаются экономическим развитием, развивают науку, культуру.

Как мы видим, однако, в анализе западной и восточной культуры экономический вопрос не может быть довлеющим. Основное различие этих миров – в типе общественного устройства, способе жизни, мировоззрении, представлении о личности и смысле жизни.

Под типом общественного устройства мы будем понимать не государственный строй или форму государственного правления, а те внутренние особенности жизни общества, которые отличают Восток от Запада.     

Как мы уже упоминали, основное отличие западной культуры от восточной в этом смысле – это дробление (общества, человека, сознания) и синергия (единство) соответственно.

Восточный человек живет в единстве с природой, со своим родом, семьей, он помнит историю своего рода.

Западный человек как правило отделен от своей семьи, вся его жизнь поделена на отдельные сферы: работа, отдых, обучение, семья…

Большое значение имеет также понятие времени. Если западный человек все время куда-то торопится, боится опоздать, для него понятие времени является доминирующей категорией жизни, то восточный человек умеет ценить время, умеет наслаждаться временем, умеет не быть рабом времени.

Западный человек стал рабом времени: часы решают за него, когда вставать, идти на работу, когда можно отдохнуть, сходить в кино, ресторан. Часы для западного человека стали идолом, символом неумолимости времени. Человек заключен в эту темницу 24-часового дня и не может из нее освободиться.

Для западного человека представление о времени сводится к «стреле времени», которая течет от начала к концу, к концу его жизни.

Это представление о времени было сформулировано в «проекте Просвещения» вместе с идеей прогресса, что и заставляет современного западного человека торопиться жить, боясь упустить момент.

Восточный же человек чувствует себя хозяином своего времени, потому что на Востоке преобладает идея цикличности бытия. К этому добавляется идея о цикличности жизни, близости к природе. Даже идея прогресса понимается на Востоке не так, как на Западе. Как пишет И.А.

Абсалямова, «в идее прогресса рельефно выражен переход от циклического времени земледельческого общества к линейному векторному времени. Циклическое время необратимо и имеет предел в самом ходе природы и встроенной в нее человеческой жизни.

Для векторного времени характерна обратимость: в нем можно возвратиться к исходному пункту и все исправить» [1, с. 12].

Западный человек боится смерти и рассматривает свою жизнь как отрезок с естественным концом. Смерть кажется западному человеку неумолимой, а жизнь – короткой.

В сознании западного человека присутствует страх смерти. Этот страх толкает его на как можно большее насыщение при жизни, на как можно большее потребление, прежде всего удовольствий.

Это становится главной целью жизни человека западного общества.

Вместе с тем человек восточной культуры ощущает себя погруженным в мир, и это его состояние гармонии с миром, эта его вневременность позволяют ему воспринимать свою жизнь как «единство и гармонию с миром»: чувствуя себя частью этого мира, этой природы, восточный человек не боится вернуться в нее.

По мнению В.Ф. Петренко и В.В. Кучеренко, «О.О. Розенберг отмечает, что в буддийском менталитете объекты не существуют отдельно от наблюдателя. Например, не существуют отдельно человек и солнце, “есть единое поле опыта – человек, видящий солнце”. Реальность для буддиста не мир, в котором мы живем, но мир, который мы переживаем.

Мир как “местоприбывание” четко коррелирует с уровнем развития сознания разных живых существ. В отличие от академической американской, европейской и отечественной психологии, где личность выступает вершиной психики, а “Я”, по образному выражению О.

Кюльпе, является верховным правителем (хозяином) психических функций, буддийское мировоззрение полагает их иллюзией омраченного сознания» [4, с. 90, 92].

Индивидуализм и одиночество западного человека толкают его искать удовольствий, забыться, постоянно двигаться, неважно куда.

Восточный человек привязан к своей любящей семье, он чтит старших, уважает их мудрость и жизненный опыт, старается следовать в своей жизни заветам предков.

Западный человек оторван от своей истории, своих коней, он не знает себя, да и, скажем прямо, боится заглянуть в свою душу, потому что там обитают только хаос и пустота.

Классическим уже стало утверждение о преобладании двух типов отношения к миру: деятельного – у западного человека и созерцательного – у восточного. Однако что же скрывается за этими понятиями?

Деятельное начало западного человека предполагает активное преобразование природы, всей окружающей действительности. Как отмечает А.П.

Лысков, «человек [в техногенной цивилизации] понимается прежде всего как деятельное, активное существо, призванное к преобразованию мира.

Он – сила, противостоящая природе, вторгающаяся в ее процессы, преображающая объекты природы в необходимые для себя предметные формы. Деятельность человека направлена вовне, на преобразование и переделку внешнего мира»  [3].

Природа понимается в данном случае как кладовая, источник ресурсов, с помощью которых человек может создать свой новый мир, который ему подходит. Как утверждает П.П.

Гайденко, «в лице Декарта, как видим, естествоиспытатель рассуждает как техник-изобретатель, конструирующий определенный прибор: ведь именно последнему важен только эффект, а средства его достижения решающего значения не имеют» [2, с. 86, 87]. 

Но в чем же дело? Почему западного человека не устраивает мир такой, какой он есть? Почему он пытается построить вместо живой природы мир искусственных вещей? Долгое время западный человек также жил в мире, погруженном в упорядоченность и цикличность.

Однако с закатом эпохи Средневековья и наступлением эпохи Возрождения и Реформации происходит переустройство общества, появляются в явном виде такие классы как буржуазия и другие собственники капитала, которые стремятся получить прибыль.

Таким образом, получение прибыли входит в противоречие с христианскими заповедями, поэтому наступает отказ от христианства и господство товарно-денежных отношений, основанных на капитале и частной собственности (прежде всего на землю).

Естественным образом и наука из «служанки богословия» в Средневековье (хотя это утверждение мы бы оспорили) превращается в «служанку» капитала и капиталистов. Научные открытия используются капиталистами в целях повышения уровня производства, увеличения прибыли. Природа же используется как источник сырья.

В чем же причина такого отношения к природе? С началом процессов урбанизации и укрупнения капитала, которым обязано появление и рост буржуазии, происходит обратный процесс: буржуазия десакрализирует природу.

Как отмечает В.М. Розин, «действительно, техника как артефакт сегодня воспринимается не только наравне с первой природой, но даже как реальность более естественная и непосредственная, чем явления первой природы» [5, с.

99].

В сознании восточного человека отсутствует это желание изменить природу. Западный человек, изменяя окружающий мир, стремится построить «новое общество», «техническую цивилизацию». И мы видим, чем оборачивается это желание – тяжелейшим экологическим кризисом, технизацией и киберизацией населения. М.В.

Розин утверждает: «… дело не в технике, а том типе социальности, который сложился в последние столетия.

До тех пор пока мы будем думать, что основные социальные проблемы решаются на ее основе, что благополучие человечества непосредственным образом связано с развитием современных технологий – мы будем и дальше способствовать углублению кризиса нашей цивилизации» [5, с. 106].

Если средневековый крестьянин был окружен в повседневной жизни силами природы и натуральными изделиями, то современный западный человек окружен промышленными товарами, техническими приборами и совершенно огорожен от природы. Но самое печальное в этом то, что он доволен своей искусственной клеткой.

Восточный же человек живет в обществе, где уклад жизни не меняется год от года. Он исповедует традиционные ценности: верность семье, роду, почитание старших, уважение к их мудрости и опыту. Но это не значит, что он не развивается.

Созерцательное отношение к миру и превалирование принципа недеяния сочетаются в нем с глубоким уважением к природе как к месту его жизни. Восточный человек не отделяет себя от природы.

Читайте также:  Как играть в "Игру": по шагам (c картинками)

Также он не отделяет друг от друга науку, религию, философию.

Только сравнительно недавно современная западная наука открыла для себя простоту и совершенство этого подхода к миру. «Пересмотр классических критериев научности, — мо мнению М.О.

Шахова, — позволил поставить вопрос: если идеал науки, в соответствии с которым ученый познает мир путем строгого рационального осмысления эмпирических данных, не допуская в этот процесс никаких недоказуемый метафизических суждений (как мечтал О.

Конт, а позднее неопозитивисты), оказался недостижимым, и некие априорные постулаты все равно неустранимы из научного знания (в результате чего гносеологическая непорочность науки все равно оказывается утраченной, вернее, никогда не существовала), стоит ли так упорно выводить за рамки науки любое суждение, допускающее вмешательство Бога, или шире, любое объективно-идеалистическое мировоззрение? Очевидно, что для этого нет оснований» [7, с. 66]. Долгое время восточные общества считались «отсталыми», а западные – «прогрессивными». Однако прошло несколько сотен лет, и современная наука в своей деятельности использует «передовые» принципы жизни восточного человека.

Как же относились к рациональности в восточной культуре? Прежде всего необходимо сказать, что понимание рациональности на Востоке отличалось от ее понимания на Западе. Если на Западе преобладали сухая расчетливость и прагматизм, то Восток можно охарактеризовать как «созерцание + прагматизм».

Что имеется ввиду? И в японской, и в китайской, и даже в корейской культурах присутствует понимание жизни как деление (довольно условное) на два уровня: внешнее и изменчивое как второстепенное, поверхностное и внутреннее, неизменное как основное, глубинное. Это то, что К. Юнг назвал бы коллективным бессознательным народа.

«Роль архетипа вовсе не в определении границ дозволенного и недозволенного, — пишет М.Н. Чистанов — как об этом можно было бы подумать. Дело  в том, что в мифологическом мышлении целенаправленное осмысленное действие только и возможно через воспроизведение некоторого образца.

То, что не соответствует архетипу, просто не имеет смысла, а соответственно не может быть совершено, ведь не может существовать то, чего быть не может» [6, с. 15].

Если, пользуясь восточной терминологией, рассматривать цивилизации (и культуру) Востока и Запада, то на востоке издревле считали, что Запад по своей природе олицетворяет мужское начало: буйное, безудержное, экспансивное, в то время как сам Восток понимался как начало женское, умиротворенное, погруженное внутрь себя.

При этом если на Западе в культуре ведущим считается именно мужское начало (патриархальный семейный и государственный строй, сюзерен – вассал, хозяин – слуга и т.д.

), то на Востоке – женское начало, которое способно подчинить безудержную стихию мужского разрушительного начала своей лаской, спокойствием, любовью, то есть ненасильственными методами.

Потому и так неоднозначно понимание рациональности на Востоке. С одной стороны, мы видим классическую восточную культуру традиционного общества, чтущего природу, обычаи и традиции предков, с другой – современные достижения технического прогресса, ставящие уже упомянутые экономики стран в число ведущих мировых экономик.

Возникает противоречие, однако, только на первый взгляд. Восточная культура, руководствуясь принципом недеяния, вместе с тем активно насаждает свои культурные ценности по всему миру. Западный человек, как правило, руководствуется одной открытой целью.

В то время как восточный человек руководит своей жизнью согласно глобальной цели (стратегически), одновременно используя методы и средства современного мира для достижения тактических целей. С этой точки зрения сознание восточного человека, как, впрочем, и вся восточная культура, устроены гораздо сложнее, в них больше уровней, глубже цели.

И рациональность на Востоке понимается как удобное средство тактического воздействия для достижения стратегического перевеса сил.

Издревле Китай растворял в себе пытавшиеся завоевать его народы, окружая их своими обычаями и погружая в свою культуру. Сегодня население западных стран все в большей степени тяготеет к развлечениям.

«Если роль этих [репрессивных] механизмов, — как утверждает Л.Л. Штуден, — в жизни общества превосходит некий критический предел – наступает стадия “окостенения” организма культуры с неизбежным возникновением эффекта социальной энтропии.

Для многих локальных культур этот период совпал с временем зрелой цивилизации.

Именно на этой стадии культура стремится обеспечить свою защиту тотальной системой жестких предписаний, отрываясь тем самым от своего живого источника – Первичных архетипов.

Показателем этого, в частности, является ослабление живого религиозного чувства и утрата чистоты нравов: живая ткань культуры замещается здесь механическими структурами. Как показывает История (поздний Рим, поздний Вавилон, Новое царство Египта и т.д.), это состояние необратимо» [8, с. 36].

Именно китайские диаспоры в них, наравне с диаспорами других восточных стран, активно занимаются наукой, промышленностью, оставаясь в глубине своей души патриотами своей Родины.

И если западная экспансия привела через несколько сотен лет к Всемирному экологическому кризису, то восточная «тихая» экспансия приведет в будущем к бескровному захвату территорий западного мира, с их господством интуитивного познания и сочетанием двух принципов жизни на разных глубинных слоях культуры – созерцания и деятельности.

Литература

  1. Абсалямова И.А. Европоцентризм и проблема самобытности русской культуры./Авторефер. … канд. филос. н. – С-Пб., 2001.
  2. Гайденко П.П. К проблеме становления новоевропейской науки.//Вопросы философии, №5 2009, с. 80-92.
  3. Лысков А.П. Человек: путь к цивилизации. – М.: Гуманитарий, 1997 (монография).
  4. Петренко В.Ф., Кучеренко В.В. Медитация как форма неопосредованного знания.//Вопросы философии, №8 2008, с. 83-101.
  5. Розин В.М. Техника и социальность.//Вопросы философии, №5 2005, с. 95-107.
  6. Чистанов М.Н. Генезис исторического сознания как проблема социальной философии./Авторефер. … канд. филос. н. – Томск, 2001.
  7. Шахов М.О. Реализм как общая основа религиозного и научного знания.//Вопросы философии, №10 2008, с. 66-77.
  8. Штуден Л.Л. Кризис сознания как феномен культуры./Авторефер. … докт. филос. н. – Екатеринбург, 2000.

Почему Запад не останется Западом, а Восток Востоком

 Аргументы НеделиАргументы Недели

Постулат влечет, а теорема требует.

В широко известной цитате из Киплинга утверждение, что Запад и Восток с мест своих не сойдут, требует отдельного рассмотрения. Во всяком случае первый Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев более чем 20 лет назад предложил опровергнуть этот тезис великого английского писателя.

Именно он выступил с инициативой создания того объединения стран, которое сегодня известно как Евразийский экономический союз (ЕАЭС).

Справедливости ради, его коллеги президенты, Российской Федерации Владимир Путин и Республики Беларусь Александр Лукашенко, и на словах, и на деле горячо поддержали эту идею.

Затем к новому объединению присоединилась Армения и Киргизия, не исключено его дальнейшее расширение (Молдавия, Узбекистан и даже Украина, как сегодня не показалось бы это странным).

Очевидно, что без союза России, Белоруссии и Казахстана этому межгосударственному образованию вряд ли удалось бы состояться.

Именно сейчас это объединение приобрело особую актуальность, о чем особенно ярко напомнила завершившаяся на днях в Москве 14-я международная конференция с символически говорящим названием «Евразийская экономическая интеграция».

Звездному составу ее участников – среди которых и федеральные министры, и глава Счетной палаты, и ключевые экономические руководители и бизнесмены как из стран ЕАЭС, так и из дальнего зарубежья – мог бы позавидовать любой даже самый именитый международный форум.В таком интересе к тематике ЕАЭС, на мой взгляд, нет ничего удивительного.

Мы видим, что сегодняшний мир находится в состоянии перманентной лихорадки. Это и торговые войны, и вооруженные конфликты, войны санкций и контр-санкций. Причем речь идет не только о конфликте России с ЕС и США, возникшего после Крыма.

Мы наблюдаем рост торговых пошлин и нетарифных барьеров между США и ЕС, ранее казавшихся ближайшими союзниками, споры между США и Китаем, между Японией и Южной Кореей, между ЕС и Турцией Европейский союз столкнулся с проблемой Brexit, но не только, нарастают критические голоса и в других богатых странах, сомневающихся в необходимости делиться с бедной периферией. Идут споры и внутри НАТО вокруг проблемы неравномерности его финансирования.

Словом, мир меняется. Это не только риски, но и возможности. На этом фоне ЕАЭС, как новый экономический союз, динамично развивается. Что такое ЕАЭС? Это отказ от торговых пошлин и постепенное их выравнивание с третьими странами, унификация регуляторных правил, свобода движения капиталов и рабочей силы. Внутри него есть свои споры, но решения принимаются совместно, принципом консенсуса. Есть и проблемы. Наиболее болезненно выглядит ситуация с «налоговым маневром», означающим снижение российских дотаций белорусской экономике, есть вопрос поспешного, не согласованного с другими странами, введения Россией «контр-санкций» в 2014 году, есть претензии других стран к барьерам для доступа их товаров на российский рынок, но тем не менее видно, что есть желание наращивать уровень сотрудничества (чего не скажешь сейчас, например, о ЕС).

Безусловно, если мы диалектики, то понимаем, что любая природа не терпит пустоты. В нашем случае экономической и политической. На фоне возникающих торговых войн все заинтересованы в островке стабильности и предсказуемости, и ЕАЭС, при всех его нюансах и болезнях роста, определенно может им стать.

Читайте также:  Меры безопасности при урагане. Памятка по действиям населения при урагане, буре, смерче, ливнях и грозах

Естественно, нам нужна защита национальных интересов, в том числе экономических, но в ней не надо доходить до абсурда, до изоляции.

В условиях бурного развития транснационального капитала и массовой экспансии продуктов потребления на другие национальные рынки, изоляция обрекает страну на системную неконкурентоспособность и стагнацию.

При этом, если не будешь соблюдать разумный уровень протекционизма, сопоставимости торговых условий, могут возникнуть проблема краха местных производств, тотальной зависимости от импортных товаров и т.д.

Необходим разумный баланс в виде единства и борьбы противоположностей.

Самые устойчивые связи образуются на пересечении экономических интересов.

https://www.youtube.com/watch?v=cuxpvmOUQTo\u0026t=946s

А какие интересы у России?

Нам нужен большой общий рынок товаров и услуг. Мы поставляем на него не только нефть и газ, но и машины, оборудование, продукты, металлы. У нас огромное положительное сальдо внешнеторгового баланса.

Но интеграция выгодна всем по-разному.

В Казахстане, например, ни в советское время, ни после не было автомобилестроения. Но как только запустили ЕАЭС, в стране появились автомобильные кластеры, рассчитанные на общий рынок сообщества, а для казахстанских товаров упростился выход на рынки соседей.

Введение единой системы фитосанитарного контроля позволило многим государствам Союза увеличить экспорт. У Белоруссии более половины экспорта — в страны ЕАЭС. Киргизский экспорт вырос на 4,4%.

Армения нарастила продажи своих товаров за рубеж на 53%, причём в Киргизию — в 2,8 раза

В общем, ЕАЭС его участникам выгоден, но есть и общий эффект — геоэкономический. Без своего объединения мы бы вошли в глобальную экономику по чужим правилам и на чужих условиях.

Отдельно хочу сказать про евразийскую транспортную систему.

Конечно, ее только предстоит создать. Однако, объективная реальность состоит в том, что огромная территория Евразии расположена между Восточной Азией и Европой, между рынками с населением в 4 млрд. потребителей, а это 60% от всех жителей планеты Земля.

В год между Западом и Востоком следует 60-65 млн. контейнеров, общим весом 1,5 млрд. тонн. Более 90% грузов по этому маршруту следует через Суэцкий канал.

Здесь возникают две проблемы:

Время доставки составляет 30-35 дней, а фактор времени становится ключевым в 21 веке.

Практически вся глобальная логистика висит на тоненькой ниточке Суэцкого канала — территории больших военных и политических рисков.

Эффективным ответом на концентрированные исторические вызовы станет создание Транс-Евразийского пояса Razvitie. Стыковка государственных транспортных систем в наднациональную – особая дорогостоящая, но абсолютно необходимая задача.

Отдельное место здесь займет сопряжение с китайским «Шелковым путем».

Динамика мирового экономического развития сложилась так, что к началу 21 века бурный рост стран Юго-Восточной Азии и Азиатско-Тихоокеанского региона и мировое разделение труда привели к зарождению и поглощению здесь значительных грузопотоков, ориентированных в экспорте на главные центры мирового потребления в Европе и Америке.

В силу культурных и цивилизационных особенностей этих стран они стали местом сосредоточения основных центров товарного производства, центрами формирования товарных потоков. С другой стороны, рынки потребления сосредоточены в Западной, Восточной и Центральной Европе, в Скандинавских странах.

С разной степенью значимости предстоит решить проблему связанности стран-участников интеграционного союза. Нет сомнений, высокая связанность превращает обширность Евразийского пространства из уязвимого свойства в очевидное преимущество. И роль нового экономического союза здесь трудно переоценить.

Все эти масштабные планы невозможны также и без современных финансовых механизмов, создаваемых в интересах всего региона. Здесь лидирующая роль досталась Казахстану, где несколько лет назад по инициативе Нурсултана Назарбаева была начата реализация Плана «100 конкретных шагов». Одним из ключевых элементов этого плана стало создание Международного финансового центра «Астана» (МФЦА).

В свое время обсуждалось создание подобного центра в России, но тогда это совпало с мировым финансовым кризисом, да и российские власти столкнулись с соблазном ничего не менять (а речь шла о создании отдельного правового режима).

В Казахстане же для МФЦА был принят отдельный Конституционный закон, а сам финансовый центр был создан в рекордные для постсоветского пространства сроки — всего три года прошло от момента озвучивания концепции до начала его работы. Уверен, что не только в нашем регионе, но и почти нигде в мире такими темпами финансовые центры мирового уровня не удавалось создавать практически никому.

Вообще, надо отметить, что Казахстан никогда не боялся проводить смелые реформы, вопреки стереотипам о том, что у нефтедобывающих стран это получается плохо. Начнем с низких налогов. Общий уровень налогообложения по мировому рейтингу Paying taxes – 2019 г. в Казахстане составляет 28.

4% (для сравнения в России 46.2%, в Беларуси 53.3%). Казахстан занимает 35-е место среди 190 стран в также рейтинге «Легкость ведения бизнеса».

Казахстан 4 раза признавался одним из лучших по таким индикаторам как регистрация предприятий; получение разрешения на строительство, подключение к системе энергоснабжения; защита миноритарных инвесторов; разрешение неплатежеспособности; международная торговля; исполнение контрактов.

Казахстан, как и Россия, потерял от общего падения цен на нефть в мире в последние годы, но по уровню душевого ВВП по ППС практически не уступает России (в России $28797, в Казахстане $27660).

Но у Казахстана есть и еще одно важное преимущество – у этой страны нет конфликтов с соседями и против него не действуют санкции (с перспективой как их ослабления, так и ужесточения). Казахстан политически нейтрален и равноудален от конфликтующих крупных держав.

Не случайно, например, именно в столице Казахстана проходят переговоры о межсирийском урегулировании. Этого, увы, нельзя сказать о России и Беларуси, а Армения и Киргизия вряд ли подошли бы для роли глобального финансового центра из-за состояния своих экономик.

Потому, Казахстану вполне естественно быть своеобразным «окном» для инвестиций в ЕАЭС, примерно также как Гонконг был «окном» для инвестиций в Китай в минувшем веке.

Не стоит забывать и об удачной географической расположенности Казахстана, тесно связанного как с Китаем, так и Россией, но при этом и находящимся не столь далеко от европейских и ближневосточных стран.

Думаю, что все эти естественные преимущества Казахстана, вкупе с ясно сформулированной политической волей руководства страны и ее эффективным и грамотным воплощением, лучшим образом реализовались в проекте международного финансового центра.

Мне очевидно, что авторы этой идеи подошли к вопросу масштабно, смело и без оглядки на «кто что скажет».

Прежде всего потому, что в МФЦА была внедрена уникальная для всего постсоветского пространства система общего (английского) права, которое давно известно и привычно глобальным инвесторам. Без этого идея международного финансового центра не могла бы работать — низкое качество постсоветского правосудия ни для кого не секрет.

Потому многие компании в своих контрактах предусматривают суд в Лондоне, Никосии и т.п. Теперь же, грубо говоря, можно будет в Нур-Султане «судится как в Лондоне».

Меня поразил тот факт, что менее чем за 10 месяцев этого года более 1000 компаний включили в свои контракты юрисдикцию МФЦА как место для разрешения возможных коммерческих споров! Это говорит о том, что идея с английским правом оказалось крайне востребованной и актуальной.

Особенно на фоне дороговизны лондонского судопроизводства и проблем с доступом к нему, не последней из которых являются сложности с получением английских виз для многих жителей нашего региона, и не только россиян.

Не менее удивительным в сегодняшнем мире войн «всех против всех» и непрекращающихся эпидемий санкций и контр-санкций мне представляется и то, что учредителями биржи МФЦА – AIX — выступили помимо казахстанской стороны еще и китайцы в лице Шанхайской биржи и Фонда Шелкового Пути, и американцы (NASDAQ) и Goldman Sachs. Вряд ли где еще сегодня можно найти примеры такого сотрудничества Китая и США, находящихся в столь яростных контрах.

Будет вполне естественным, если именно на этой бирже будут предложены инвесторам акции государственных компаний как Казахстана, так и других стран нашего региона.

Выход на международные рынки через Казахстан может оказаться привлекательным и для российских госкомпаний, приватизацию которых в недалеком будущем нам пообещал Минфин.

Вернемся к тому, с чего мы начали.

Я глубоко верю тезис о том, что Евразия – особая историческая сущность, обреченная на успех. Огромные пространства Евразии находятся в окружении четырех цивилизаций: европейской, исламской, китайской, индийской.

«Но нет Востока, и Запада нет,

Если сильный с сильным лицом

к лицу у края земли встает?».

Евразия может и должна стать между сильным Востоком и сильным Западом ТЕРРИТОРИЕЙ БЕЗОПАСНОГО, СОЛИДАРНОГО РАЗВИТИЯ.

Сегодня для этого созданы все условия.

Российский политический деятель, экономист

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Adblock
detector